"Жди меня…" История астраханской семьи, по которой прошлась война
Ювеналий Николаевич Верзин, наш герой и автор, когда-то стал собирать сведения о своей семье. Проследил путь отца, Николая Никаноровича Верзина, и мамы, Тамары Никитичны Наджаровой. Их любовь оборвала война. Война вообще жестоко прошлась по семье Наджаровых-Верзиных: из 9 членов, проживавших на 22 июня 1941 года в городе Сталинграде, в живых остались трое тех, кто спасался от войны в селе Зеленга Астраханской области: бабушка, мама и маленький Ювеналий, Юка, как звали его в семье. Ювеналий Николаевич потом напишет: «Счет 6:3 в пользу войны». Много позже, когда он будет досконально сопоставлять факты и события, он будет потрясен вновь открывшимися обстоятельствами войны. В частности, прочитав дневниковые записи отца и сохранившиеся письма с фронта, поймет, как любили друг друга его родители.
Это в дверь постучалась победа
Но сначала – отрывок из записей Ювеналия Николаевича про День Победы, который его поредевшая семья встретила в Зеленге.
…Сильный стук в закрытые ставни, затем хлопает калитка, стук в дверь. Буквально дверь сносится с петель. С криком: «Коля!», «Миша!», «Папа!» (это фронтовики, отец и дядя, которых все еще ждали – М.П.) мама, бабушка и я бросаемся к двери. В маленьких сенях 5-6 женщин, остальные теснятся у входа снаружи. Лица у всех радостные, глаза, опухшие от слез: «Победа! Победа! Победа!»
Мама оседает в дверях, ей плохо с сердцем. Бабушка набирает в рот воды из ковша и брызгает на маму. Ее вносят в дом, приводят в чувство.
Оставив маму на попечение бабушки, накинув рубашку, в трусах и босиком, вылетаю на улицу. Где Шурка? Где Генка?
День солнечный, жаркий, радостный. На бугре у райисполкома и райкома партии собираются люди. Через час-другой набралось более ста человек. Все плачут, смеются, обнимаются, целуются. Появляются флаги, лозунги, плакаты. Их расхватывают, каждому хочется нести символы страны и победы. Толпой-колонной начинаем двигаться с бугра в село к сельсовету.
Я, Шурка и Генка идем впритирку сбоку колонны и по ходу дела даем друг другу клятву хорошо учиться, не ругаться и не драться.
Родной мой Чернышок!
На фронт Николай Верзин ушел в сентябре 1941 года. «1304 дня участия в кровавой бойне, - напишет его сын. - Его дневниковые записи и письма с фронта являются для меня великой школой. Мамины и бабушкины замечания: «А вот Коля…» являлись руководством к действию».
Отцовы записи – краткий курс истории войны и любви ко всему, что было для него дорого, что он защищал
В письмах к жене Тамаре он называл ее «Чернышок», «Черненькая» - конечно, из-за черных волос, смуглости кожи, темных глаз. Терзался, когда не было долго писем. Тосковал. Ждал встречи.
11.09. Вернулось письмо из Астрахани с пометкой «адресат не проживает». Неужели все погибли! И кому тогда нужна моя жизнь? Снова начать не хватит сил, а к старому моста не перекинешь. Несчастная жизнь. Тяжёлое время.
19.09. Родные, я потерял счёт дням, когда я получил от вас весточку. Не выскажешь, не опишешь боль разлуки. Милые сынки, родной Чернышок, где вы? С кем, кроме вас, говорить о разлуке? Кто поймёт меня полностью? Только одни поймёте меня, поймёте меня всей душой, сердцем, как и я пойму вас…
06.10. Позавчера получил письмо от Чернышка. Она и сынки живы!
От мамы и братьев нет известий.
08.10. Прочитал статьи в газетах о героической защите Сталинграда. Газеты устарелые, но статьи, написанные о защите Сталинграда, никогда не устареют. Героизм не признаёт времени, он вечен.
Тревожно на душе и тяжело на сердце. Надежда – вот чем живёт сейчас человек.
05.12. На днях получил первую весточку за 4 месяца от Чернышка. Сынки здоровы! Юка опять сильно болел. Родные, когда я вас обниму? Бедный Чернышок, как много ей пришлось пережить. Как хороша будет жизнь после войны. Гады дорого заплатят за то, что сунулись к нам.
21.12. Чернышок прислала большое подробное письмо. Трудно ей, родной. Да она умеет крепиться. Я бы на её месте плакал бы не так, как она.
25.12. Бедная Чернышок, неужели на нашей улице не будет праздника? Нет, будет!
26.03. ...Писем из дома нет. Неужели у меня нет семьи. А раз нет семьи, нет радости.
28.03. Сегодня получил письмо от Чернышка и Аденьки, письма датированы 09.12. Давит душу какое-то предчувствие. Как хочется жить по-человечески, уступая и помогая один другому. Как я соскучился по семье. Удастся ли увидеться?
24.04. Письма всё нет от Чернышка. Что думать? Чем помочь? Сердце...
Неужели ещё этот удар готовит мне судьба. Сыновья! Милые, родные! Вас бы увидать. С вами поговорить. Нет, лучше отдать жизнь за это.
Отцовский отпуск
Предчувствие беды на войне, когда долго нет вестей из дома, когда рядом гибнут товарищи, неизбежно. В августе 44-го в Зеленге утонул Адик, Аденька, Адоленька, старший сынок. И это тоже была война.
В отпуск после ранения Николай пришел в опустевший дом. Ювеналий Николаевич вспоминает этот приезд отца как счастье: «Папин приезд отмечается широко. Помогали все. Тетя Клава Баранова, председатель сельпо, выписала 200 грамм подсолнечного масла, килограмм муки, сахарин. Квашеную капусту, помидоры и огурцы несли в складчину. Основное угощение было из нашей козы Тамарки. По такому случаю пришлось ее зарезать. Папа привез в марлевом кисете настоящий сахар-песок. Правда, он был желтый, неотбеленный, к нему примешивался запах вещмешка, но зато настоящий, необыкновенно вкусный…
Я все время возле него. Боевых наград на его гимнастерке не помню, а вот цветных нашивок за ранения было предостаточно. Я хвастаюсь перед друзьями его ранениями и даже тем, что у него нет пальцев на ноге – отморозил. Приятели завидуют.
К январю папа подлечился, отдохнул и мог уже на одной ноге катать меня. Еще помню, как отправились мы с ним за камышом. Взяли у соседей чунки. Папа перочинным ножом нарезал три огромных снопа камыша, уложил их на чунки, посадил меня наверх, как на коня, и через все село повез домой. Скрип полозьев, солнечный день, мой папа рядом – как же это было здорово!
И это яркое воспоминание, связанное с папой, у меня последнее. В конце января 45-го года, оставив нам новую шинель, папа ушел на фронт. Папина шинель много лет служила нам. Сначала моим одеялом и подстилкой на печке в Зеленге. Потом, до 60-х годов, подстилкой на кроватных досках. Почему-то не помню, как мы прощались. А вот тот зимний день и себя на снопе камыша помню отчетливо. И папину шинель, конечно».
Спасибо тебе за все…
17.03. Добрый день, родненькие! Пишу почти с дороги – завтра выезжаем в часть, как видно, на передовую. Идя третий раз на фронт, я не испытываю чувства страха, как тогда, когда шёл на фронт во второй раз. Душа спокойна. Суждено, вернусь с победой домой, суждено умереть, не поминайте лихом. Крепко, крепко целую всех вас, мои родненькие. Коля.
19.03. Добрый день, мои родненькие! Пишу уже из части. Начинаю привыкать к фронтовой жизни. Снова тяжести фронтовой жизни не становятся тяжёлыми. Самое главное, что здоровье сейчас хорошее, а остальное всё ерунда.
Спасибо тебе, Черненькая, за всё хорошее, что я испытал за время отпуска…
31.03. Добрый день, родные! Пишу с дороги. Поехали на фронт. Пока не знаю, куда закинет судьба. Наверное, нам придётся кончать войну и быть в Берлине. Это время буду писать редко письма. Нет бумаги. Сколько ни бери с собой, на всех не хватит. К вам совсем не пишу вопросов – знаю, не скоро получу ответ. Теперь, когда приеду в часть, только тогда будет постоянный адрес, да и надолго ли он? Ну, всего лучшего, родненькие. Очень много и важное надо сказать, но, видно, это придётся отложить до личного свидания. Крепко, крепко целую. Пишу в вагоне на ходу. Коля.
За отца и за брата
Николай Верзин с войны не вернулся. Он умер в апреле 45-го в госпитале польского города Владислав после тяжелого ранения. В Польше же и похоронен.
В записной книжке Тамары есть запись: «27.01. Проводила Колю. 31.03. пришло последнее письмо. 9 мая кончилась война. Кончилась ли она для меня? Пожалуй, нет. Нет ни писем, ни Коли. Что же впереди?»
Ждала и бабушка сына Мишу, на которого пришло извещение, что он пропал без вести.
Не дождались.
А дальше была другая, совсем другая жизнь. И подрастающий сын стал единственным мужчиной в семье, надеждой и опорой для бабушки и мамы. Он вырос замечательным человеком. Выучился и стал классным специалистом. Ему нельзя было по-другому: он жил за брата, которого отняла война, и за отца, погибшего в 36 лет. Он помнит об этом всегда.