Мать рыдала, она плакала по маленькому сыну с замурзанной конфеткой в ручках
Людмила Ивановна смотрела в окно, за окном моросил дождь. В такую погоду ей было особенно тоскливо. По стеклу катились капли дождя, а по щекам – слёзы. Душу наизнанку выворачивала только одна печаль – её сыночек, её единственная кровинушка, жил в другом городе.
Она зашла в его бывшую комнату, легла на кровать, вспомнила, как в такое же время, в апреле, когда отключали отопление, они ложились вместе, чтобы было теплее. Потом достала альбом и посмотрела фотографии. Вот он бежит ей навстречу в садике. Худенький, время голодное, 90-е, ножки тоненькие, как палочки, торчат из шортиков. Достаёт из кармашка карамельку, которую давали в садике на завтрак: “Мамочка, это тебе!”, Людмила Ивановна помнит, как ела эту помятую, всю в песке, конфету, и лучше этой конфеты она больше никогда в жизни ничего не ела. Поняв, что так можно свалиться в тяжелую беспробудную депрессию, она купила билет на ближайший рейс, поехала к сыну.
– Как хорошо, что ты приехала в пятницу, мы завтра в парк поедем!
Какой там парк, да любой матери вот так просто посидеть рядом с сыном – счастье. Уже с порога она заметила большие изменения в жизни сына. Он бросил курить. Комнату сын выделил рядом с лоджией и ни разу не прошёл покурить. Чудо! Сколько раз просила его бросить – бесполезно, а тут вдруг по своей воле – раз и бросил. Утром, встав спозаранку, он сварил яйца и куриные грудки, почистил яблоки, разложил по контейнерам.
– Это что? Разве в парке нет кафе? Он же вроде не “дикий”? Тогда и воду тоже надо взять!
– Воду как раз мы и едем пить, она там минеральная, напрямую из скважины.
День был жаркий, в парке играла музыка, на каждом углу в кафе продавали шашлык, над питейными заведениями красовались таблички: “МЫ не разливаем, МЫ варим!”.
– Люди пьют свежее холодное пиво, а мы, как дураки, стоим в очереди за тухлой водой!
– Она не тухлая, это сероводород, за этой минеральной водой люди издалека приезжают.
– Может, хоть шашлыка купим?
– Зачем? У нас же с собой есть еда, поднимемся в лес, там скамеек, беседок полно, сядем, поедим.
Неужели он будет есть еда из контейнера? Мой сын? Неужели можно так сильно измениться? А может (не дай бог!), он стал жадным, когда денег было мало – был щедрым, теперь зарплата больше, стал жаднее. В жизни бывают разные чудеса.
– Может, всё-таки зайдём в кафе, я заплачу!
– Давай так. Если ты не наешься яблоками и курицей, зайдём в кафе, но шашлык я есть не буду.
Одной давиться шашлыком не хотелось, поэтому, погуляв по парку и попив опять “тухлой” воды, они возвратились в город. Зайдя в дом, она нажала на кнопку того лифта, что был ближе к ней.
– Будь внимательной! Этот лифт стоит на 23 этаже, а второй на 7, нам нужен тот, что ниже.
Это он матери говорит: “Будь внимательна”? Сколько раз он оставлял вторую обувь? Бывало, только купишь, опять оставил. Всё детство только и говорила сыну: “Будь внимателен!”
Утром, уходя на работу, сын попросил, чтобы мать не принесла “вредные продукты”. Сказал: “Вот ты хочешь похудеть, а любишь шашлык и пиво!”. На центральном рынке прямо в магазине выпекали хлеб, особенно понравился ржаной с кусочками моркови, так захотелось от пуза наесться его. Людмила Ивановна умяла полбулки, а кусочек спрятала в сумочку, чтобы потом доесть исподтишка, ведь хлеб тоже “вреден”. Через неделю Людмила Ивановна засобиралась домой, на душе было легко. Она увидела, что сын уже не водитель грузовой “Газели”, на ногах которого большие пальцы придавлены, так как приходилось самому загружать бочки с горючесмазочными материалами, а успешный, перспективный служащий хорошей компании, где работать настолько интересно, что ни покурить, ни выпить не охота.
Когда она подъезжала к Астрахани, за окном опять заморосил дождь, и опять по щекам Людмилы Ивановны потекли предательские слёзы. Всё же хорошо. Но слёзы текли и текли, что-то не так, душу-то не обманешь, и она поняла, это она плачет по тому мальчику с замурзанной конфеткой в ручках. Его больше нет, вместо него теперь взрослый мужчина. И если бы она не приехала сейчас к сыну, то проморгала бы это превращение.